На главную
1	Император Николай II в своих дневниках
2	Достоверность переписки Императора Николая II с Императрицей Александрой Федоровной
3	Император Николай II в своих письмах к Императрице Александре Федоровне
4	Личность Императора Николая II в письмах к нему Императрицы Александры Федоровны
	Написать письмо

ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II В СВОИХ ПИСЬМАХ К ИМПЕРАТРИЦЕ АЛЕКСАНДРЕ ФЕДОРОВНЕ (1914 - 1917)

В третьей статье серии научных работ о личности Императора Николая II мы будем анализировать письма Царя к своей супруге.

Напомним, что в первой статье анализировались дневники Императора, а во второй - достоверность той переписки, часть которой мы будем анализировать в данной работе[1].

Таким образом, третья статья является прямым продолжением второй .

В последней мы пришли к выводу, что сомнения по поводу недостоверности переписки почти не имеют под собой основы, поэтому мы предполагаем, что данные письма достоверны.

Однако, чтобы соответствующе воспринять письма, одной достоверности мало.

Во-первых, как и в любом другом документе, необходимо правильно понимать значения слов,  придаваемых им авторами данных источников.

Во-вторых, переписка часто заменяет беседу, а беседе свойственны эмоциональные либо полемические преувеличения: одни слова могут быть сказаны в шутку, другие - как комплимент, третьи преувеличены с целью придать силу убеждению, четвертые - оправданию, пятые могут быть сказаны в гневе и т.д. Причем во всех перечисленных случаях "собеседник" останется совершенно искренним, считая, что, во всяком случае, его поймут правильно.

Что касается писем Императора Николая II, то он почти не придает письмам той эмоциональной окраски, которая могла бы исказить реальное положение вещей.

Комплиментов Царь себе не делает; во гневе не увлекается; когда же оправдывается, то не придает своим словам пафоса. .

Каких-либо противоречий между отдельными высказываниями практически не возникает. Царь обычно дает ясно понять, что он имеет в виду.

Поэтому анализ, к которому мы приступаем, не вызовет больших затруднений.

В этом анализе нам отчасти помогут дневники Императора, с которыми мы можем смело сравнивать письма, т.к. первые уже получили научную обработку.

Когда мы разбирали сами дневники Императора, то начали анализ личности Царя с его отношения к   порядку и дисциплине, и нашли ряд аргументов в пользу дисциплинированности Государя[2].

В переписке также имеется материал для таких аргументов.

Четыре раза Император пишет о долге, который диктует ему его положение:

Во-первых, "Тяжко опять расставаться, проведя вместе всего только 6 дней. Долг! Вот - причина";

во-вторых, "Ты получишь это письмо накануне дня твоего рождения … Страшно сожалею, что буду в этот день разлучен с тобою. Одно утешение в том, что долг перед отечеством требует этой жертвы";

в-третьих, "Душка моя, как я люблю тебя … Каждую разлуку так тяжело переносить … Но долг прежде всего, мы должны подчиняться и стараться не роптать, хоть это и нелегко";

в-четвертых, "Я буду недолго в отсутствии - по возможности направить все дела здесь, и тогда мой долг будет исполнен"[3].

Косвенно о том же свидетельствует факт, что Император спрашивает своего начальника штаба, можно ли ему съездить домой: "Подумай, Алексеев (здесь и далее курсивом выделены слова, написанные на русском языке. - М.Г.) сказал мне, что я могу съездить на неделю домой … Я очень радуюсь этому неожиданному счастью". "О, как я счастлив при мысли, что могу съездить домой на несколько дней и повидать тебя и девочек. Я спросил об этом Ал(ексеева) М.Г.), и он сказал, что это вполне возможно". И еще одна запись: "У нас здесь все совершенно спокойно, все планы на ближайшее время составлены и приводятся теперь в исполнение, - поэтому Алексеев предложил мне поехать домой"[4].

Однако Царь не писал свои письма с той безукоризненностью, с которой писал дневники, что находило свое выражение в высказываниях типа: "Наконец-то я улучил минутку, чтоб сесть и написать тебе после пятидневного молчания"; "Нынче ровно неделя, как я уехал. Так жалею, что не писал тебе стой поры! Но так или иначе, всегда случается, что я здесь занят также, как дома"; "Я в отчаянии, что не писал ни разу с тех пор, как мы уехали, но право же, здесь я занят каждую минуту от 2.30 до 6"[5].

Таким образом, Государь объясняет допускаемую им нерегулярность в написании писем занятостью, т.е. выполнением своего долга перед Россией. А то, что перегруженные работой дни действительно были нередким явлением в жизни Николая II, было установлено в предыдущей статье[6].

Поэтому вывод остается прежним: дисциплина не была чужда Государю.

Далее, так же как и дневники, письма посредством позитивных и негативных оценок Императором людей и плодов их деятельности позволяют заключить, что Царь - оптимист, уважающий чужой труд, хотя возможно не всегда критически относящийся к происходящему.

Так, в своих письмах Император удостоил позитивной оценки:

Напротив, негативной оценки удостоил лишь:

Мы видим, что если позитивных оценок в дневниках и в письмах примерно одинаковое количество, то негативных оценок в письмах в несколько раз больше[8].

Эта разница может быть объяснена стремлением передать в письмах свой внутренний мир, свои чувства близкими к тем, какими они были на самом деле, в то время как в дневниках Царь старался не придавать большое значение негативным впечатлениям и не осуждать людей.

Однако и в письмах чувствуется подобная тенденция. Так, в одной из реплик, последовавших после критики действий генералов, Царь заметил: "Боже, я начинаю жаловаться, но этого не надо делать!"[9].

Т.е. Государь сам признается, что старается не давать негативных оценок.

Поэтому и здесь вывод остается прежним: Царь старался быть оптимистом, любить людей, стремясь замечать в них лишь лучшие качества.

Что касается резких замечаний, то здесь также нет принципиального различия: если в дневниках они встречаются два раза[10], то в письмах таких замечаний пять: "свиньи-немцы", проклятые жандармы"-турки, "глупые идиоты"-генералы, "идиот Родзянко" (Председатель Государственной Думы) и "дрянь"-кошка[11].

Однако, письма, в отличие от дневников, все же отражают жалобы Царя на то, что работа с бумагами, министры и родственники иногда отвлекают его от личных дел и сокращают его свободное время.

Таких замечаний в письмах Государя восемь. Шесть из них, в частности, касаются вопроса о нехватке времени для написания писем[12].

В вопросе же об отрицательном отношении к деловым будням Царь и в дневниках, и в письмах дает сходные оценки.

Так, два раза в своих письмах Государь называет бумаги "паршивыми"; два раза - "противными"; два раза отметил, что министры приезжают к нему "изводить" его и заставляют его "ходить на голове" своим желанием быть принятыми отдельно; два раза выразил надежду, что министры оставят его в покое на определенное время; один раз назвал работу с министрами "страшной суетой"; и еще один раз отметил: "По счастью (здесь и далее выделено мной. - М.Г.) у меня не много бумаг"[13].

И только два замечания показывают позитивное восприятие Царем своих деловых будней[14] (как и в дневниках все это относится к военной тематике).

Однако, одно из этих замечаний имеет принципиальное значение.

Если в дневниках позитивные оценки касались только конкретных докладов, то в своем письме от 11 марта 1916 г. Царь отметил: "Работа по утрам с Алексеевым занимает у меня все время до завтрака, но теперь она стала захватывающе интересной".

Таким образом Государь выражает позитивное восприятие не конкретного доклада, а всей работы в штабе в целом, но это касается лишь деятельности по руководству армией, да и то только с весны 1916 г.

В связи с этим мы можем заключить, что Царь обладал определенными волевыми качествами.

Так, несмотря на свое негативное восприятие рутинной работы по управлению страной, он был так загружен этой работой, что вплоть до декабря 1916 г. жаловался Императрице на отсутствие времени даже для писем (последнее замечание такого рода в письме от 12 декабря)[15].

Еще одним проявлением волевых качеств Государя следует считать его вынужденную разлуку со своей семьей.

Так, с одной стороны, двадцать один раз Царь отметил негативные чувства, которые он испытывает при разлуке: ужас, тоска, грусть и др. Два раза пожалел, что он не может быть рядом с любимой. Два раза отметил, что не перестает думать в свидании и живет воспоминаниями по прошедшем. И еще шесть раз так или иначе выразил негативное отношение к разлуке с семьей и домом[16].

С другой стороны, шестнадцать раз Государь описал чувства, которые он переживает во время встреч с супругой, и дал оценку этих встреч в выражениях типа: "это было бы великолепно", "это будет большой радостью и блаженством", "какое это было подлинное счастье" и др. Семь раз он отметил позитивные чувства, которые у него возникают при мысли о близкой встрече. И еще четыре раза упомянул, что мечтает и постоянно думает о свидании с супругой[17].

То, что Царь разлучался с семьей сознательно, свидетельствуют следующие записи (помимо вышеизложенных упоминаний о долге):

Во-первых, "Ты очень верно выразилась в одном из своих последних писем, - пишет он, - что наша разлука является нашей собственной личной жертвой, которую мы приносим нашей стране в это тяжелое время. И эта мысль облегчает мне ее переносить";

и, во-вторых, "Я ужасно скучаю по тебе, дорогая моя женушка. Мы никогда еще не были так долго в разлуке! Будем надеяться, что такая разлука не бесполезна и где-то нам зачтется!"[18].

Напротив, лишь в двух письмах Государь засвидетельствовал, что жизнь в ставке и посещения армии, в целом, имеют свою положительную сторону и даже могут приносить радость.

Во-первых, изложив свой план поездки в Галицию и к войскам, Царь отметил: "Подумай, какая радость, если это в самом деле удастся!";

и, во-вторых, противопоставив Царское Село Ставке по степени обремененностью работой, он написал о последней: "Мой мозг отдыхает здесь - ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания. Я считаю, что это мне полезно, но только для мозга"[19].

В вопросе же о том, насколько легко Царь мог подвергаться влиянию со стороны, он сам нигде не высказался прямо.

Однако, некоторые его высказывания позволяют предположить, что иногда он мог уступить по слабости.

Так, вскоре после того, как Государь возложил на себя обязанности Верховного главнокомандующего он написал супруге: "Будь совершенно уверена во мне, моя душка-солнышко. Моя воля теперь тверда и ум более здрав, чем перед отъездом (в Ставку. - М.Г.)"[20].

Т.е. Царь признает, что его воля лишь теперь тверда, в то время как раньше он колебался. Но какое значение он придает слову "воля"?

Желание, точка зрения - либо  способность держаться мнения, которое считаешь правильным?

В первом случае рассматриваемая выдержка означала бы: "теперь я принял окончательное решение", во втором - "Я был слаб, но теперь взял себя в руки".

Но что слова Царя означают на самом деле, установить очень сложно.

Аналогично, трудна в понимании фраза из письма Царя от 8 декабря 1916 г.: "Не мучься, моя дорогая. Теперь я спокоен и тверд и знаю, что отвечать"[21].

Здесь функцию выражения "воля тверда" выполняет слово "тверд".

Но возможна и третья точка зрения, согласно которой Царь был тверд (или его воля была тверда) и до того момента, абстрактную границу которому очерчивает слово "теперь". Но Государь мог стремиться успокоить супругу, сомневающуюся в его твердости, и его слова могли подразумевать: "Даже если ты считала меня раньше непостоянным в моих решениях, теперь уже я во всяком случае тверд"

В письмах есть лишь одна фраза, где Царь сознается, что, вопреки своему искреннему желанию он уступил уговорам. Так, но уступил Вел. Князю Николаю Николаевичу, тогда Верховному главнокомандующему: "Увы! Николаша, как я и опасался, не пускает меня в Осовец, что просто невыносимо, так как теперь я не увижу войск, которые недавно дрались"[22].

Но уступил ли Император здесь из-за своей слабости, из-за принципа не вмешиваться в распоряжения Верховного, либо все же сыграли какую-то роль доводы Вел. князя, - ответить точно в данном случае нельзя.

Скорее всего, Государь просто уступил из-за скромности, не желая пользоваться своей Императорской властью в спорных вопросах, особенно тех, которые больше касались не деловой стороны, а его личных чувств.

О том, что подобный образ действий не был чужд Императору, свидетельствуют выдержки из его писем, в которых он говорит о своей радости, когда его подчиненный ген. Алексеев дает свое согласие на посещение Императором своей семьи.

Об этом уже говорилось выше.

Что же касается следующего качества, религиозности Государя, то письма не содержат столь подробного упоминания об участии в богослужениях, как дневники.

Однако, Император 20 раз отметил, что он присутствовал при том или ином богослужении. Пять раз написал, что ему предстоит посетить церковь. Пять раз охарактеризовал посещения служб в выражениях типа: "часто", "почти каждый день", "не пропустил ни одной службы", "по обыкновению"[23].

Два раза выразил свое отношение к богослужениям следующим образом:

Во-первых, "Вчера у меня не нашлось и минутки написать тебе, так как весь день я был занят. Это был день рождения Марии (дочери Царя. - М.Г.), и я счастлив был, что мог утром пойти в церковь";

во-вторых, "Увы, пропущу церковную службу"[24].

Три раза Царь написал, что несмотря на расстояние, отделяющее его от супруги, их молитвы встречаются в бесплотном мире[25].

Религиозность Государя выражается также во фразах типа: "Благодарение Богу!", "Да исполнится воля Божия", "Бог всемогущий ведает", "это воистину Божья милость" и др.[26]

Надо отметить, что существует еще целый ряд фраз, относящихся к данному вопросу и затрагивающих более мелкие детали, например, что Император постится, молится по вечерам и др. Но мы не будем вдаваться в подробности и перейдем к очередному вопросу.

Этим вопросом является вопрос о способности Царя к лукавству.

"Противно иметь дело с человеком, - писал он, - которого не любишь и которому не доверяешь, как Треп(ов) (Тогдашний председатель Совета министров. - М.Г.). Но раньше всего надо найти ему преемника, а потом вытолкать его, - после того, как он сделает грязную работу. Я подразумеваю - дать ему отставку, когда он закроет Думу. Пусть вся ответственность и все затруднения падут на его плечи, а не на плечи того, который займет его место"[27].

Письма Царя содержат только одно высказывание подобного характера.

Как можно это охарактеризовать?

Безусловно, каждый человек, в той или иной мере и при тех или иных обстоятельствах способен к лукавству. Поэтому главное - выяснение причины, а не констатация факта.

Почему Царь не любил Трепова, которого сам же и назначил? На что он ставил акцент, когда направлял недовольство Думы против Трепова: снять со своих плеч одну из проблем, добиться взаимопонимания между ветвями власти, либо даже облегчить положение более достойного премьера за счет менее достойного?

С другой стороны, может ли единственное высказывание подобного рода свидетельствовать, что Государю свойственно лукавство? Либо, наоборот, раз такое высказывание было одно за три года, может ли этот факт подтверждать, что лукавство, в принципе, чуждо Царю?

Ответить на эти вопросы не так-то просто, поэтому мы, засвидетельствовав лишь факт лукавства Царя, пока никаких заключений делать не будем.

Относительно способности Царя сочувствовать людскому горю и уважать достоинство людей и стремлении быть справедливым, уже говорилось в статье о достоверности[28].

Последнее же, что мы отметим, это расхождение между дневниками и письмами Царя в вопросе о загруженности работой.

Пожалуй, самым ярким примером в этом отношении являются дневниковая запись от 8 июня 1916 г. и письмо от 9 июня 1916 г.

Цитируем полный текст записи 8 июня 1916 г.: "Армиями ген.-ад. Брусилова с 22 мая по 3-е июня взято пленных: 3350 оф., 169130 ниж. чин. И захвачено - 198 ор., 550 пул., 189 бомб. и мином., 119 зар. ящ., 34 прожектора. Дождя не было. Прогулку сделал к "Евпатории". До обеда принял Адлерберга и Трепова"[29].

Т.е. все дела, о который Государь говорит прямо, ограничиваются лишь приемами Адлерберга и Трепова.

Совсем по иному рисует ситуацию письмо Царя от 9 июня 1916 г.: "Вчера у меня было столько дела, что не успел написать тебе настоящего письма, - Сегодня тоже буду занят, так как должен принять старика Куломзина, Маркова, министра по делам Финляндии, и генерала Стаховича. - Это займет все мое время до обеда, а вечером придется, по обыкновению, спешно просмотреть все бумаги и лечь очень поздно. Вчера я лег только в 2 ч. ночи"[30].

Слова Царя говорят сами за себя.

Можно привести еще целый ряд примеров, свидетельствующих о том, что письма характеризуют деятельность Государя как более насыщенную работой, по сравнению с дневниками[31]. И мы едва ли найдем пример, демонстрирующий обратное.

Однако, если Царь задумал бы "приукрасить" один из своих личных документов (с "оглядкой" на будущее), то скорее всего он остановился бы на дневниках. Ведь в письмах Государь общался с любимой женщиной, и в них было не с руки врать; к тому же, там помещались интимные подробности.

Но именно письма характеризуют деятельность Государя как перегруженную работой.

А т.к. при анализе достоверности переписки мы пришли к выводу, что версия о намеренном преувеличении Императором масштабов своей деятельности практически не имеет под собой основы, то получается, следующее. Дневники рисуют деятельность Николая II в масштабах, значительно меньших тех, которые близки к истине. В то время как при намеренной фальсификации документов происходит обратное.

Следовательно, мы получаем очередное обоснование достоверности дневников.

Таким образом, мы приходим к заключению, что дневники и письма Царя, не противореча друг другу, показывают личность Николая II с разных сторон.

Так, письма так же как и дневники, рисуют Императора оптимистичным и религиозным человеком, стремящимся видеть в людях хорошее.

Однако, предположение о наивности Царя и его неспособности критически воспринимать происходящее после анализа писем выглядит малореальным, т.к. Царь, вероятно намеренно не давал негативных оценок.

Письма подтверждают и то, что Царь не любил свою деятельность по управлению страной, и то, что он имел определенную волю, достаточную для того, чтобы заставить себя пожертвовать своими чувствами во имя блага России. Причем, письма "опираются" в этом вопросе на более многочисленный и яркий материал, нежели дневники.

Несколько записей, так же как и в дневниках, раскрывают скромность Императора.

Царь не проявляет себя в письмах чересчур чувствительным человеком (исключая его любовь к супруге), однако, так же как и в дневниках, он почти не дает людям резких оценок, и в определенной степени это может служить аргументом в пользу того, что Государь был сдержанным человеком.

Но в отличие от дневников, в письмах Царь не упустил возможности пожаловаться супруге на то, что люди иногда отвлекают его от личных дел и отнимают свободное время.

В своих письмах Государь показал себя способным сочувствовать людскому горю, уважать достоинство людей и поступать справедливо. Однако записи, свидетельствующие об этом немногочисленны.

Каких-либо преступлений или злых умыслов письма, так же как и дневники, не выявляют.

Но одна запись показывает, что Император может прибегнуть к лукавству.

Относительно вопроса о способности Царя уступить влиянию со стороны по слабости письма не дают четкого ответа.

С другой стороны, анализ писем подтверждает предположение о достоверности дневников Государя.

Таким образом, еще одна группа личных документов Императора Николая II свидетельствует против тех политических сил, которые в переломном для России 1917 г. использовали имя Русского Государя в интересах Революции.

Примечания